еще могла бы сделать. Люди наверху шли, переговариваясь на латышском языке, и она улавливала только, что они поминутно призывают друг друга к осторожности.

И тут до неё донесся звук, который она даже не сразу сумела идентифицировать. Слишком уж давно ей не доводилось его слышать: по асфальту шуршали шины приближающегося электрокара. Люди на пешеходной дорожке умолкли все разом. И Настасья почему-то была уверена, что они не просто затаились, но еще и попадали ничком — чтобы их невозможно было разглядеть даже в рассветных сумерках. А когда Настасья рискнула выглянуть из-за опоры моста, то обнаружила: у противоположного его конца тоже больше никто не стоит.

И она решилась: выскочила на проезжую часть.

Водитель черного седана затормозил при виде неё так резко, что на асфальте даже остались темные следы от его шин. Он опустил окно со стороны водительского сиденья и воззрился на девушку — как-то очень уж пристально, словно бы выискивая что-то в её лице.

Уставилась на него и сама Настасья, пытаясь найти ответ на один-единственный вопрос: кто опаснее для неё? Пастыри или этот человек: немолодой, с коротким ежиком седых волос, одетый в дорогой элегантный костюм?

— Вам нужна помощь? — Водитель седана задал вопрос по-латышски, но потом, заметив непонимание, повторил его по-русски, с легким немецким акцентом.

— Д-да… — Настасья не очень уверенно кивнула.

Ей показалось, что этого человека она уже видела прежде, хотя и довольно давно.

— Вы одна или с кем-нибудь? — задал между тем водитель новый вопрос.

— Одна, — честно ответила Настасья — хоть и понимала, как рискует.

— С вами приключилась какая-то беда?

И девушка на одном дыхании выдала:

— Я возвращалась от подруги, и около моста натолкнулась на целую толпу этих… ну, вы понимаете. Они сбили меня с ног, я упала и потом долго не могла подняться — они всё шли и шли… Но потом я всё-таки вырвалась и побежала на мост.

Новое выражение возникло при этих её словах на лице пожилого мужчины. Словно бы — смесь сочувствия и осознания собственной вины.

— Я вижу, вы ранены. — Он кивком указывал на её голень. — А я как раз еду в больницу. Так что садитесь — я вас подвезу.

В последний момент Настасья заколебалась было. Но потом бросила короткий взгляд назад, и увидела: один из людей в масках приподнялся над пешеходным настилом и глядит прямо на неё. А водитель уже открыл для неё заднюю дверцу своего электрокара. И Настасья поняла: она просто не может больше бояться. Страх вытянет из неё последние силы, какие еще остались. Она коротко вздохнула и села в машину незнакомца.

Часть вторая. Добрые пастыри

Глава 6. Хозяин черного пса

28 мая 2086 года. Утро вторника. Рига

Общественный госпиталь Балтийского союза

1

Максу предстояло дежурить еще полтора часа, но он думал, что теперь, когда ночь почти позади, новых пациентов уже не будет. Их вообще становилось всё меньше день ото дня. И обычных пациентов, и особых, которым отвели отдельное крыло. В городе-то они появлялись с прежней частотой, но кое-кто решил, что не стоит тратить на безликих дорогостоящие ресурсы. Через год-другой все они, так или иначе, отправятся в лучший мир. Так отчего бы ни ускорить этот процесс? Макс числился в больнице всего лишь волонтером, но даже с ним исподволь проводили беседы: выясняли, не желает ли он пополнить ряды пастырей добрых.

Становиться пастырем он отказался. Зато поделился с доктором-агитатором, который долго разглагольствовал о беспределе колберов, одной своей разработкой — выполненной в свободное от волонтерской службы время. Макс предложил бесплатно раздавать жителям Риги баллончики с аэрозолем, который следовало распылить в лицо колберу в случае его нападения. Состав аэрозоля не представлял опасности для здоровья человека, однако вызывал кратковременную слепоту. А кожа, на которую попадало распыляемое вещество, приобретала такой вид, словно по ней прошлись пескоструйкой: делалась багрово-красной, как если бы с неё содрали верхний слой эпителия. Лишь естественные процессы регенерации могли восставить прежний облик человека — недели через три.

— Если колбера поймают в таком состоянии, — сказал агитатору Макс, — это станет бесспорным доказательством его вины.

— Но только, — хмыкнул тогда доктор, ведший с ним беседу, — если этот мерзавец не воспользуется экстрактом Берестова из собственных запасов, чтобы пройти трансмутацию. — Однако он всё-таки взял у Макса диск с описанием технологии производства аэрозоля «Антиколбер».

О широком внедрении своей разработки Макс так ничего и не услышал. Вероятнее всего, его аэрозоль стали предлагать за огромные деньги богатым и знаменитым красавцам, которые и так нанимали себе телохранителей. Но ходили слухи, что на территории Евразийской Конфедерации поймали и осудили двоих преступников, от которых потенциальные жертвы отбились при помощи некоего инновационного средства. Лицо колбера — так назвали журналисты эффект от его применения. Пожалуй, Макс мог бы запатентовать свое изобретение и получать лицензионные отчисления за его использование. Но уж этого-то он точно делать не собирался.

Раннее утро вторника он встречал, расположившись в плексигласовой кабинке дежурного врача в приемном покое отделения неотложной помощи. И на груди у него красовался бейдж с надписью: Макс Петерс, волонтер. Никаких документов о своей медицинской квалификации он в госпиталь не представлял, но доказал наличие необходимых практических навыков — и при катастрофической нехватке медперсонала этого оказалось вполне достаточно. А настоящего дежурного врача еще несколько часов назад вызвали в ожоговое отделение. И не похоже было, что он вернется оттуда до окончания ночной смены.

В предутреннем затишье Макс развалился в кресле дежуранта с планшетом на коленях. И даже Гастон, отлично знавший, что дальше коридора здесь ему заходить нельзя, устроился в той же кабинке у его ног: дремал, положив черную башку на вытянутые передние лапы.

Гастон, как и Макс, был в госпитале волонтером. Конечно, в прежние времена, до 2076 года, никто не пустил бы собаку в лечебное учреждение. Однако с тех пор многое переменилось. Так что пятилетний ньюфаундленд, натренированный вытаскивать тонущих людей из воды, пришелся госпиталю как нельзя кстати — после скандального случая, когда тронувшаяся умом медсестра утопила в бассейне всех до единого пациентов особого отделения.

Может быть, руководство госпиталя и не придало бы значения этому досадному происшествию, однако родственникам утопленников пришлось выплачивать серьезные компенсации. Так что повторения инцидента никто не желал. И Гастон каждый раз спускался в подвальное помещение, где находился бассейн, когда туда приводили пациентов. И обычных, и безликих — которых заводили только в мелкий детский «лягушатник». Гастону-то было без разницы, безликие они